– Ну вот, все настроение испортили, – пробормотал андрогин, зашвыривая белье на кровать. – Так что, скандал не состоится? – пытливо воззрился он на своих гостей.
– В другой раз, – буркнул Виктор. – Бронируй билеты, партер еще свободен. Ай!..
Радислава все-таки треснула ему по шее, авансом.
– А может, вы все-таки поскандалите? – Жози глядел на них с неприкрытой надеждой на бесплатное представление. – Скандалы, говорят, отношения укрепляют.
– Лучше мы кое-кого сейчас прибьем, чтобы оно не лезло в чужие отношения, – прорычала оборотничка, хищно подаваясь вперед. Виктор едва успел перехватить ее поперек туловища.
– Ничто так не примиряет, как общая проблема, – философски изрек андрогин. Отчаявшаяся вырваться оборотничка притихла на руках у байкера, обиженно сопя и явно напрашиваясь на примиряющий поцелуй. – Так что? По кофе – и разбежимся?
Рассеянные широкими стеклами, солнечные лучи осторожно крались по дорогому ковру, будто пытаясь остаться незамеченными и проскользнуть к неплотно прикрытой двери. Добрались до стола и пугливо заметались, озаряя пухлые отвисшие щеки его светлости досточтимого кардинала Дэпле. Взгляд главы Дипломатического корпуса при Единой всеблагой матери-церкви был полон недюжинной озабоченности. Хмурое мясистое лицо прелата выражало напряженную работу ума, отчего куцые невыразительные бровки стеклись к переносице, сквозь которую пролегла глубокая морщина, призванная отобразить глобальный мыслительный процесс своего обладателя. Дурная привычка пощипывать во время раздумий раскидистый папоротник, стоявший в углу стола, постепенно привела растение в совсем уж плачевное состояние. И теперь его светлость теребил голый стебель, некогда бывший прекрасным папоротниковым листом.
«Надо бы развернуть горшок другой стороной…» – машинально подумал он, терзая шершавый остов. Кардинала Дэпле трудно было назвать человеком, страдающим от отсутствия проблем: во-первых, должность способствовала, а во-вторых, сказывалась природная склонность к интригам, продуцирующая таковые не хуже раздолбаев-подчиненных. Мысли господина кардинала, пребывающие в броуновском движении, скакнули к недавним воспоминаниям. Ах как он радовался, когда отдел Златы Пшертневской преподнес ему двойной приятный сюрприз: избавил от Саграды и предоставил столь нужный повод для собственного роспуска… Но, как говорится, недолго музыка играла… Не минуло и двух недель после радостного события, как Дэпле настигло высочайшее повеление патриарха, предписывающее немедленно восстановить ненавистный отдел.
Кардинал с нажимом помассировал лоб. Тяжелые перстни заискрились от ярких бликов. Все бы ничего, Дэпле проглотил бы и эту пилюлю, но пока сотрудники Пшертневской наслаждались коротеньким отпуском, он успел передать помещение отдела иезуитам, уже не первый год точившим зуб на эту территорию. Получилось весьма нехорошо – буквально картина маслом «Враги сожгли родную хату». Ну пусть и не сожгли в буквальном смысле, но дипломатам от этого не легче. Прикидывая и так и сяк, как бы вывернуться из щекотливого положения, Дэпле едва не стучался головой о стену. И тут на достопочтенного начальника Дипломатического корпуса, изливавшего свое горе не в благостной молитве, но топившего в бокале «Крови матадора» бог знает какого лохматого года розлива, вдруг снизошло божественное озарение…
Иезуиты всегда славились своим коварством и извращенной склонностью к всякого рода сомнительным экспериментам. Взять хотя бы ту нашумевшую историю с Волчьим мором полувековой давности… Наверняка у них и сейчас найдутся какие-нибудь темные делишки. Саграда-то, оказывается, не только Пшертневской козни строил: Дэпле в бумагах покойного инквизитора нашел и кое-что об иезуитах. Думается, господин Христобаль со временем намеревался взяться и за них – уж больно интересный, пусть и мизерный материальчик обнаружился. И теперь господин кардинал готов был прозакладывать свою коллекцию нефритовых будд, что любопытные спецагенты, очутившись под одной крышей с иезуитами, рано или поздно сунут свои длинные носы в секреты ордена, и тогда исчезновение отдела станет только вопросом времени. А учитывая неуемность Пшертневской с ее разношерстной кодлой и грозную репутацию Общества Иисуса – очень короткого времени.
К тому же не стоит забывать, что наместник Серого ордена в Нейтральной зоне задолжал господину кардиналу маленькую услугу. Когда встал вопрос о новом великом инквизиторе Нейтральной зоны, его благочестие брат Юлиан, обсуждая с Дэпле условия передачи ему церкви Святого Матиаша, ненароком проговорился, что не прочь бы видеть на этом месте главу немецкой инквизиции – отца Габриэля Фарта. На кой уж ляд понадобился хитрому иезуиту этот далеко не первый в списке претендент, да еще из немецкого Серого ордена, который больше всего не ладил с иезуитами, изрядно поприжав оных на своей земле, для начальника Дипломатического корпуса оставалось загадкой. Пока оставалось… Тем не менее он использовал всю силу своего дипломатического убеждения, чтобы весы выбора склонились именно в сторону Фарта. А теперь пусть достойный брат Юлиан как бы ненароком избавит Дэпле от намозолившего глаза спецотдела, и долг будет оплачен.
Само собой, кардинал не собирался посвящать своего должника в эту тонкую комбинацию. Некоторые материалы, не так давно попавшие в пухлые загребущие ручки Дэпле, вкупе с грядущими событиями вполне могли исполнить роль камня, что утянет на дно этот паршивый орден. Говоря откровенно, кардинал никогда не любил то змеиное гнездо, что гордо именовало себя Обществом Иисуса…
Радислава задумчиво смотрела, как исчезает в чашке белобрысого любителя чужих скандалов десятая ложка сахара. Нет, против сладкого кофе оборотничка никогда ничего не имела, но ведь есть пределы разумного! Да к тому же пять ложек – это вполовину меньше, и то Виктор ворчал, что с таким же успехом она может пить сироп, все равно никакого вкуса, кроме приторно-сладкого, у кофе не остается. Но деся… ого, уже одиннадцать ложек сахара!..
– Слушай, гермафродит, тебе плохо не станет? – саркастически осведомилась она. – Ничего не слипнется?
– Поправочка! – Жози назидательно поднял изящную ложечку. – Я андрогин – идеальное, отмеченное божественной печатью существо, несущее в себе два начала единовременно и воспринимающее их сообразно собственному желанию и настроению. Тогда как гермафродит – это всего лишь жалкая пародия, являющаяся следствием низменных мутаций несовершенного генома древних языческих кумиров, живших в разврате и пороке.
Виктор с Радиславой озадаченно переглянулись, и оборотничка едва сдержалась, чтобы не покрутить пальцем у виска, склоняясь к мнению, что подобная «божественность» и на рассудке сказывается соответственно.
– Ну, это моя любимая трактовка, – смущенно потупился парень. – Энциклопедия символов на юго-западном стеллаже, пятнадцатая полка, страница десять. А глюкоза, между прочим, благотворно влияет на мозг, пробуждая скрытые резервы и повышая мои скромные способности до поистине офигенных высот, – закончил он, отхлебывая из чашки и блаженно жмурясь.
– Если твои способности заключаются в том, чтобы нести чушь, то повышать их, по-моему, уже некуда. Они и так зашкаливают, – проворчал Виктор, понимая, что в исключительном словоблудии этот парень переплюнул даже болтливого архонта.
– Варвары, – грустно вздохнул Жози. – Ну да что с вас взять… У меня, между прочим, феноменальная память: я запоминаю все, что когда-либо читал, до последней точки. А при необходимости могу воспроизвести с точностью до нее же! Иначе я бы тут не сидел!
– Для начала – где «тут»? – Менестрель решила прояснить, куда они угодили, а за «варваров» можно спросить с андрогина позже.
– Вы что, даже не знаете, куда попали? – непритворно ужаснулся юноша. – Нет, вы точно варвары! А я еще сначала подумал, что вы от Аммадеуса, то есть от брата Андрея, – махнул он рукой, показывая, насколько его гости безнадежно невежественны.
– Вообще-то… – неуверенно протянул байкер.